Популярные темы
- «...Каждый день я вижу, как ты делаешь «станок», глядя на себя в большое зеркало в ванной. Ты очень гордишься двумя выступающими мышцами, которые идут по всему животу сверху вниз. Ты объясняешь, что этого очень трудно добиться. Прямые брюшные мышцы заканчивают серию мелких «плиток шоколада», как ты их называешь, которые так красивы в греческих Апполонах. Ты небольшого роста — метр семьдесят, но абсолютно пропорционален. Худые длинные ноги, очень узкий таз, слегка покатые плечи, удлиняющие фигуру, которая без этого была бы коренастой, потому что торс, как это часто бывает у русских, — очень мощный, мышцы короткие и круглые. Впрочем, тебе это дает возможность знаменитого боксерского удара, которым ты пользуешься с таким удовольствием. Сколько раз я видела, как в драке ты укладываешь людей в два раза сильнее тебя! Самый красивый из этих ударов ты нанес одному очень крупному мужчине немного «под шафе», как говорят русские, который в тот момент, когда я надевала пальто, чтобы выйти из грузинского ресторана «Арагви», взял меня за плечо и развернул к себе со словами: «Ну-ка, покажись, Марина!..» Он не успел закончить фразу, как длинным свингом слева ты заставил его пролететь в горизонтальном положении через вход из белого мрамора и приземлиться в кустах. Два вышибалы, оба со здоровыми бычьими головами, остолбенели на какое-то время, глядя то на тебя, то на того типа. Через несколько секунд, в течение которых мы гадаем, что будет дальше, — а обычно в этих случаях сразу же вызывают милицию — они разражаются хохотом и, с силой хлопнув тебя по спине, провожают нас до машины, поздравляя как знатоки. Я тоже немного знаток, потому что мой отец был прекрасным боксером-любителем, и я тысячу раз видела, как он улаживал ссоры кулаками, о которых говорил: «Правый — больница, левый — насмерть». Марина Влади
- Очнулась не в своей среде. -Эй, очнись слышишь меня? Женщина попыталась открыть глаза. Не с первой попытки, но получилось. В нос ударил едкий запах чего-то прокисшего. Сквозь туман. Она разглядела какие-то смутные силуэты. - “О, смотри-ка, живая, как зовут тебя, слышь, алё? “. Силуэты постепенно превращались в людей, которые столпились вокруг неё. - “Я? Я не помню, не знаю”. Полная женщина, у которой на голове был повязан ярко-красный платок, сказала: - “Ну вот, еще один в нашем полку. Добро пожаловать, бедолага”. Кто-то подал ей бутылку с водой. - “На, попей. Сейчас имечко тебе придумаем”. Женщина, которая, судя по всему, была здесь за главную, громко провозгласила: -А что тут думать? Галки у нас нет. К тому же, так мою мамку звали”. Примерно через час Галина окончательно пришла в себя. Её посадили поближе к костру, дали кусок колбасы и железную кружку с чаем. Всё та же громогласная женщина, которую звали Марина, промыла ей рану на голове. - “Ну, ничего особо страшного нет. Кровушки, конечно, потеряла, заживать будет долго. Но кости целы, а это главное. Интересно, кто это тебя так приложил? Да молчи, молчи, понимаю, что не помнишь”. После еды Галю стало клонить в сон. - “А ты поспи, не стесняйся, окрепнешь быстрее. Тогда и познакомимся со всеми”. К вечеру народу в большом подвале прибавилось. Люди поглядывали на Галю с интересом. Но ничего не вспомнила. Галя отрицательно качнула головой, потом посмотрела на Марину:- А это когда-нибудь пройдет?. Женщина пожала плечами:- Тут не угадать, у кого-то проходит, у кого-то нет. Лечиться надо, только таких с улицы на лечение не берут. - И как же мне теперь?. - А как остальные живут? К тому же, ты ведь не знаешь, как раньше жила. Может, так и жила. Да и не плачь ты. Васька наш, память уже лет десять как потерял. И ничего, новых воспоминаний накопил, и ты накопишь. Какой-то пожилой мужчина протянул ей конфету: - Не плачь, все образуется. Галина потихоньку восстанавливалась. Помогала готовить на всех ужины. Каждый день оставался кто-то один, чтобы хозяйничать, а все остальные уходили на промысел. В этой так называемой бригаде бомжей были даже свои порядки. Был свой общак, продукты и деньги. Немного, конечно, но на всякий экстренный случай хватило бы. Галя, оставшись как-то на пару с Мариной, спросила, а какие-то экстренные случаи, они уже бывали? Та махнула рукой:- Ой, да полно. Ну вот, например, примерно три месяца назад попал к нам мальчонка. Ну как мальчонка, пятнадцать лет уже. Сначала прятался, потом подошел. Оказалось, сбежал от побоев отчима, а мать ничему верить не хотела. Отец у него был, только жил далеко, деньги слал, а вот общаться мать им не давала. Говорила, что у парня замечательное отношение с отчимом и что он давно зовет его папой. Ну, видимо, отец и не захотел мешать, тем более, что инициатором развода был он. Так вот, паренек и решил сбежать к отцу, рассказать ему все. Пытался на поезде уехать, но оба раза приходилось убегать, потому что его грозили сдать в полицию, денег на билет не было. Подумали мы, подумали, да и решили помочь ему, тем более парень-то хороший был, не озлобленный. Подошли на вокзале к мужику, который ехал в том же направлении, дали ему денег, объяснили ситуацию. Он купил два билета, себе и мальчишке, и был при нем, как сопровождающий. Очень надеемся, что сейчас хорошо все у Петьки. Галя улыбнулась:- «Надо же, какие вы молодцы, у самих нет денег, а такое дело совершили!». Марина строго посмотрела на нее. - «То, что мы живем на улице, не значит, что мы людьми быть перестали. Здесь у каждого своя история, и не всегда она веселая». Марина вдруг улыбнулась. - «Знаешь, история с Петькой не самая интересная. Вот в прошлом году был поинтересней. Прямо напротив нашего убежища машина собаку сбила. Красивый такой пес, ухоженный. Хозяин прибежал. Состоятельный мужик, сразу видно. Ну, посмотрел на пса, решил, что тот не жилец, и уехал. Даже пнул собаку слегка. Наши даже порубить такого хозяина хотели. Взяли мы сабаку, повезли к ветеринару. Тот осмотрел, говорит, нужно оперировать, а наших денег даже на пол-операции не хватит. Приуныли мы, не знали, что и делать. Пес такими глазами смотрел. Тогда наш Костик, ну, тот худощавый высокий, он и говорит, будут деньги. И ведь принес. В тот же день принес, даже больше, чем надо. Мы все понимали, что украл, только не понимали, где. Такие суммы мы никогда не берем. Это может тюрьмой обернуться. А Костик молодец. Он кошелек стащил как раз у того хозяина собаки. Так что все честь по чести - “А собака-то где?”. - “А, собака? Простил хозяина. Он сам ее разыскал. Пришел к нам, извинился, сказал, что не держит на Костю зла. У собаки даже прощения попросил. Я бы не простила. А пес простил”. Галя часто думала над этой историей. Не понимала, как люди, которые оказались на улице, смогли ни зачерстветь, ни возненавидеть весь мир. Иногда вечером, когда все уже спали, выходила на улицу. Долго смотрела на звезды и думала, кто она, откуда. В полицию идти боялась. Если кто-то хотел, не дай бог, ее убить, то где гарантия, что не попытается еще раз. Решила, что пока поживет здесь, может быть, что-то вспомнится. Однажды, когда ее уже оставляли на хозяйках одну, Галя решила прибраться постирать. И так у нее дело разошлось, что вообще о времени забыла. Пела уверенно, что ее никто не слышит, и работала. Где-то между очередным припевом и куплетом услышала покашливание, вздрогнула, резко замолчала и повернулась. В подвале она была не одна. На ступеньках стоял пожилой мужчина. Он был одет в черное длинное, на голове странная шапочка. «Простите, милая девушка, ради бога, извините, проходил мимо и услышал, как вы поете, просто не смог пройти мимо. Оказалось, мужчина этот служитель в церкви и занимается церковным хором». Он расспросил Галину о том, кто она и откуда, покачал головой. - «Не место такому голосу на улице, не место. Вы приходите к нам в хор, и где жить мы вам тоже найдем, а там с божьей помощью, может, и вспомните все». - «Да вы что, я не смогу, не сумею, и потом, как же я так поступлю-то с людьми, которые приютили меня, помогли мне?». - «Я знаю этих людей, мы часто общаемся. Маринка главная здесь. Судьба у нее нелегкая, не приведи бог такую судьбу никому. Она поймет и даже, думаю, поддержит ваше решение. В любом случае, подумайте, Марина знает, где мы находимся». Галя молчала до самого вечера, а потом рассказала все Марине. Та лишь улыбнулась. - «Ну вот, знала, что тебе здесь не место, погибнешь, нежная ты очень, неприспособленная. Ты иди и даже не думай ни о чем». Галя уже три месяца пела в хоре. Люди подобрались тихие, добрые, каждый старался чем-то помочь ей. Галина с готовностью шла навстречу и в свою очередь старалась оказывать посильную помощь. Отец Савелий, а именно он заходил тогда в подвал, с грустью сказал. - «Вам бы, Галина, на большую сцену. Я такого глубокого голоса, такой чистоты слуха давненько не слыхал. Может, пора выходить из тени?». Шрам на голове Галины начинал стучать и вибрировать, и она сразу отрицательно качала головой: - «Нет, мне очень хорошо у вас. Я же не прячусь, а если бы была кому-то нужна, меня бы искали. Мы же с вами узнавали, не ищут никого, даже похожего на меня». Отец Савелий грустно кивнул. Узнавал он. По всему выходит, Галина — сирота, вот и не ищет ее никто. Может, и права девушка. Зачем от добра добро искать, тем более, что их прихожанин, занимающий не последнее место в этом городе, обещал помочь получить документы. Вечером отец Савелий подошел к ней: - «Галина, завтра Кристины у нас? ». Она вопросительно посмотрела на наставника. Тот вздохнул. «Да, и до церкви докатились отголоски внешнего мира. Отец девочки, которую будут крестить, очень состоятельный человек. Он в последнее время много жертвует для церкви, помогая стройматериалами, одеждой, едой. Горе в его семье, жена погибла, оставив его и малютку. Совсем недавно он приехал в наш город, может, с полгода назад, но его уже все тут знают. Хочет он, чтобы Кристины запомнились дочки, ей уже четыре года. Нужно будет помочь с хором». Галя выдохнула. Почему-то непонятное чувство появилось, когда настоятель заговорил об этих Кристинах. «Конечно, вы только скажите, что нужно делать, я же никогда не участвовала в таком». Ночью Галя плохо спала. Разболелся шрам, да так, что глаз было не сомкнуть. Она еще подумала, что, наверное, погода сменится. Обычно перед сменой погоды он ныл. Правда, сегодня не просто ныл, а болел, нестерпимо болел. Не к месту вспомнился рассказ отца Савелии о Марине. Оказывается, женщина провела не один год в тюрьме. Куда попала за то, что убила собственного мужа? Правда, все было немного не так, как могло бы показаться со стороны. Муж пил, бил ее, мог руку и на дочь поднять. Правда, был из состоятельной семьи, а Марина — никто, девчонка-сирота. Однажды, когда у мужа совсем съехала крыша, он кинулся с ножом на их восьмилетнюю дочь, а Марина... Марина просто достала его табуреткой, очень удачно достала. Родственники мужа сделали все, чтобы посадить ее, но обидно не это. Когда Марина вернулась, родная дочь отвернулась от нее и просила не приближаться к ней. Вот после этого Марина и ушла на улицу. Галя открыла глаза, вскочила. Ой, чуть не проспала, задремала уже под утро. Она со своего места увидела мужчину и сопровождающую его даму. Мужчина был примерно лет 35-37, а женщина — возраста Гали, то есть до 30 точно. Если он излучал какую-то спокойную уверенность, то женщина нервничала и презрительно кривила губы, смотрела на всех свысока. Почему-то, когда Галя смотрела на нее, у нее сжималось сердце, будто от страха, и не за себя, а как будто эта женщина просто опасна, опасна всем. Она еле выровняла сбившееся дыхание, и они запели. Как только Галя начала, мужчина резко повернулся к хору, его спутница тоже. Странно, но Галя все еще не видела девочку, которую должны крестить. На секунду глаза мужчины и Галины встретились, и он покачнулся. Потом недоуменно посмотрел на свою спутницу и бросился к хору. «Оксана!» Отец Савелий махнул рукой. Мужчина встал напротив Гали. Она была бледна, чувствовала, что от боли в шраме скоро потеряет сознание. - «Оксана! Оксаночка! Что же ты? Оксана! Я же тебя похоронил! Как это? Ты не узнаешь меня?» Отец Савелий вклинился между ними. - «Остановитесь! Не видите ей плохо?». Мужчина взревел:-«А мне хорошо? Я полгода назад похоронил жену вместе с куском своего сердца, а она стоит тут, поет. Объяснит мне кто-нибудь, что все это значит?» Галина рухнула на пол. К ней кинулись, приподняли голову. Отец Савелий сказал. Она была найдена у железнодорожных путей с проломленной головой. Это сделал человек, она не сама упала и не попала в аварию. Если бы не местные бомжи, шансов у нее бы не было. Она ничего не помнит, даже имени своего. Но... моя жена погибла в аварии. Рядом с ней была ее подруга, вот Валя. Она выжила, а жена, которая была за рулем, нет. Мужчина обернулся, но его спутницы и след простыл. Кто-то сказал, что она бегом покинула церковь и тут же уехала. Мужчина растерянно смотрел на отца Савелия, а тот грустно вздохнул:- «Жизнь очень жестока для тех, чье место кому-то приглянулось. Вы видели тело своей жены?». Он отрицательно покачал головой. Там пожар был, машина сгорела. Галина медленно приходила в себя. В голове стоял звон, будто все колокола поместили в ее черепную коробку. Сознание никак не хотело становиться ясным. И тут она услышала:«Мама, мамочка». Галя дернулась, как от разряда тока, резко села «Мила, Мила». К ней через всю церковь бежала девочка, маленькая девочка в белом платье с кудряшками вокруг лица. Она плакала, и поэтому у нее никак не получалось передвигаться быстро. Кто-то подхватил ее на руки и в четыре шага донес до Гали. «Мама». Галя обхватила ее руками. «Мила, Милочка». Потом подняла глаза на мужчину. Ее взгляд как будто просыпался. «Максим». Он кинулся к ним, упал на колени, обхватил обеих руками. «Господи, спасибо». Подругу Оксаны Галины задержали в аэропорту. На суде она кричала:-«Ты должна была сдохнуть, ты, а потом твоя маленькая дрянь». Оксана разыскала дочь Марины. Они долго разговаривали, и оказалось, что родственники мужа рассказали девочке совсем другую версию произошедшего. Когда они все выяснили, девушка захотела тут же поехать к матери. Оксана никогда не видела, чтобы Марина плакала, а успокоить ее все не получалось. Марина пыталась целовать руки Оксане, и та даже неловко себя чувствовала. А когда все немного успокоились, в подвал вошел молоденький парень в сопровождении мужчины. Как оказалось, это был тот самый Петя. Они с папой приехали сказать бродягам спасибо и привезли кучу нужных вещей. Опять в церковном хоре Оксана продолжила. Теперь у нее было и имя, и фамилия, и семья, но часто ее называли Галя, а она с улыбкой откликалась. Это очень важно.
- Воспоминания немцев. «Страшные советские солдаты» улыбались точь-в-точь как настоящие люди; они даже знали немецких композиторов — кто бы мог подумать, что такое возможно!», - вспоминала жительница Вены, Клара Тиссель, рассказывая историю, которая произошла в только что освобождённой Вене. Когда остановившиеся на привал советские солдаты увидели в одном из домов пианино, они решили устроить небольшой концерт. «Неравнодушный к музыке, я предложил своему сержанту, Анатолию Шацу, пианисту по профессии, испытать на инструменте, не разучился ли он играть, — вспоминал один из солдат, Борис Гаврилов. Перебрав нежно клавиши, он вдруг без разминки в сильном темпе начал играть. Солдаты примолкли. Это было давно забытое мирное время, которое лишь изредка напоминало о себе во снах. Из окрестных домов стали подходить местные жители. Вальс за вальсом — это был Штраус! — притягивали людей, открывая души для улыбок, для жизни. Улыбались солдаты, улыбались венцы...». ⠀ «Моему мужу Георгу сейчас 75 лет, и всю жизнь он покупает домой только чёрный ржаной хлеб. Знаете, почему? - спрашивает Елена Ильземан, жительница Берлина. - Он отвечает: «Это самый вкусный хлеб, мне дал его в детстве русский солдат». Солдат стоял на посту, а Георг пролез в дырку в заборе, и был он такой худой, что солдат, посмотрев на ребёнка, дал ему кусок чёрного хлеба. Георг рассказывал, что от недоедания он даже ослеп, поэтому этот хлеб от русского солдата был просто целым сокровищем... А ещё он рассказывает такую историю из своего детства. Это было в 1945 году в окрестностях Берлина. Его мать, наслушавшись пропаганды про «ужасных русских», вместе с двумя маленькими детьми бежала от наступающих советских войск. Но по дороге все беженцы были остановлены и им пришлось вернуться обратно. И вот они обречённо возвращаются в свой дом. А там уже расположились на отдых советские солдаты... И вот то, что запомнил на всю жизнь маленький мальчик, поразило и меня до глубины души. Это надо рассказывать нашей молодёжи, чтобы сохранялась историческая правда о солдатах - освободителях. Так вот, советские солдаты (в брошенном в лесу доме!) лежали на кроватях… с загнутыми в сторону матрасами. Как выразился Георг, «на металлических сетках». Я просто не поняла сначала, почему, и переспросила, и муж мне пояснил, что солдаты были в грязной одежде и загнули не только постель, но и матрацы на кроватях. Чтобы не запачкать! Потом пришёл советский офицер и выяснив, что эта женщина с двумя детьми — хозяйка квартиры, извинился, и все солдаты ушли. Когда мама Георга заглянула в шкаф, где оставались вещи, всё было на месте. Вот такой запомнил маленький немецкий мальчик (который потом стал майором армии ГДР) первую встречу с советскими солдатами.
- Вeликий и мoгучий! Для инозeмцев часто непонимучий... - Xоpошо, кaк будет 20? - Двадцaть. - 20 - двaдцать, 30 - тpидцать, 40 - четырдцать. - Нет, соpок. - Что за «coрок»? Почему? - Дa фиг знаeт, проcто «сорок». - Хорошо, дальшe, 50 - пятдцать. - Нет, с пятеpки начинaeм добавлять «деcят» в конце - пятьдесят. - Стpанно, но ладно. 60 - шестьдесят, 70 - ceмьдесят, 80 - восемьдесят, 90 - девятдесят. - Нeт, девяноcтo. - Чтo за! Пoчeму там какое-то «cто»? - А cто - этo 100. - Пoгоди, девяноСТО идет пepeд СТО? Это вообще как? 100 - сто. Как будет 200? - Двecти. - «Двa» превратилось в «две» и добавилось «cти»? Ну ок, это русский язык, «тpи» вeдь не превращается в какое-нибудь «тpе»? 300 - триcти. - Нет, тpиcта. - Да чтoб тeбя! 300 - триста, 400 - четыреста, 500 - пятьста. - Нет, пятьcот. - Да ну ваc!
- «В детстве нам всем прочат блестящее будущее. И мы, в юности, мечтаем «показать этому миру». Но с каждым новым днем реальность заставляет нас усомниться в своих силах, способностях и удаче. Каждая черная полоса сбивает нас с пути, и мы рискуем потерять тропинку и углубиться в чащу леса и наломать там дров. Каждая светлая полоса – расхолаживает, как бы дает нам передышку, запрещенными приемами развивая в нас лень и самодовольство. Мы подверженны страстям и слабостям, и это мешает нам достигать своих целей. Со временем наши мечты тускнеют, как выцветшие фотографии, превращаются в объект симпатичные детские воспоминания. Мы лишаем себя мечты, а значит – лишаем цели. А ведь напрасно». Анастасия Заворотнюк
- "Елена" в переводе с греческого означает "горящая", "факел".
- «И то, что называли мы страданием, обыкновенной жизнью назовем». Вспоминая своё детство, она писала: "Я работала, не покладая рук: мыла, стирала, стряпала; когда у мамы родился слабенький младенчик, стирала пеленки, ходила за больной матерью и делала еще тысячи всяких дел. Но во мне стояли две радуги, две радости – и все было нипочем». Лена, как и дедушка, хотела стать учительницей, поэтому каждый день, в любую погоду, в самодельных башмаках на веревочной подошве шла она за семь километров от дома в Курский пединститут. «Одежда плохая, но хожу. Быта не замечаю — полна стихами». Быть может, талант поэтессы и вовсе зачах бы под тяжестью ежедневных забот, если бы не любовь к детям. Однажды, забавляя маленькую дочь подруги, Елена Александровна сочинила забавный стихотворный экспромт – и открыла для себя огромное творческое поле, где ее удивительный дар видеть чудо в каждой мелочи. Так появилось новое имя — Елена Благинина. Солнышкина – такой была фамилия ее матери, «великой книгочейки с феноменальной памятью». Ничто в жизни не случайно, даже фамилии не появляются из ниоткуда. Наверное, поэтому мир детских стихов Елены Благининой – светлый и очень солнечный, наполненный любовью и счастьем познания нового. Стихи часто написаны от имени маленького ребенка, девочки, которая рассказывает своим сверстникам обо всем на свете: о радуге, о лесе, о зайчиках и мишках, об игрушках и пирожках. И, естественно, о самом дорогом и близком человеке – о маме. Детские стихи Елены Александровны знают и читают все, причем, без акцента на имени автора, часто считая народным творчеством: Мама спит, она устала… Ну и я играть не стала! Я волчка не завожу, А уселась и сижу. Не шумят мои игрушки, Тихо в комнате пустой. А по маминой подушке Луч крадется золотой.
- Она мне все время повторяла: Коленька, запомни, предадут... – Николай, вы за 11 лет в классе Марины Семеновой, как-то сблизились? Вы когда-нибудь говорили с ней о ее жизни? – Да, конечно. Очень много. Я был в ранге внука, правнука, самого близкого друга, мальчика для битья и так далее. Мы обсуждали все. Я очень близко был допущен к Марине Тимофеевне. Когда все поняли, что мы не просто педагог и ученик, что мы просто родные люди, – нас всегда селили рядом, так как я уже был премьером, потому что звезды всегда жили отдельно, либо в отдельном отеле, либо на отдельных этажах. У нас всегда были очень большие номера, где была смежная дверь, потому что все-таки Марина Тимофеевна была дама очень взрослая, чтобы она постучала мне в стену, если не дай бог что. Ну, люди опасались, потому что мы-то ездили, представляете, в Австралию, в Японию, в Америку. А ей-то было все-таки 86–88–90–92–93. Конечно, опасались. Мы, конечно, обсуждали с ней все. Она мне рассказывала очень много интимных и подробных вещей. И как-то она мне сказала гениальную фразу, вот я по ней и живу и относительно себя тоже: Коленька, я знаю, что мальчик ты умный и напишешь когда-нибудь книжку, романтизируй мой образ. Вот я считаю, что многое надо романтизировать. Есть вещи, о которых не говорят и не показывают. Для этого есть личное пространство. Вот потому я очень уважаю ее мнение. И я знаю, что можно вспомнить, а чего не надо рассказывать. Я знаю, что все что было мне рассказано, это было сказано только для меня как пример, потому что знаете, когда я переживал первое разочарование в любви рядом с Мариной Тимофеевной. И для того, чтобы меня вывести из этого состояния, она начинала мне рассказывать что-то из своей жизни, такие же примеры. А это все, представьте себе, это 20-е годы, это мало того, это еще с исторической точки зрения очень интересно. Она работала в Большом театре 74 года. Она выучила такое количество людей, ее ученики недаром называются Семеновский полк, потому что она еще преподавала в ГИТИСе и она учила педагогов со всего Советского Союза. Когда Марина Тимофеевна скончалась, имея все регалии и так далее, ни один человек, ни особенно Большой театр, палец о палец не ударили, чтобы Марину Тимофеевну упокоить достойно на Новодевичьем кладбище. Девять дней я сражался с нашей системой, я победил. Но ни один из ее учеников, а там были все народные артисты СССР, не пошевелили ресницей, чтобы заняться своим педагогом. Знаете, когда мы стояли и провожали Марину Тимофеевну, вот пример просто привожу, что такое эти люди, и почему я их не то что не люблю, я не хочу с ними здороваться. Они клялись, били себя в грудь, что мы будем приходить и так далее. Каждый раз, когда моя коллега (потому что мне противно этим заниматься) обзванивает и говорит, сдайте хотя бы что-то… Коля из своего кармана платит за то, чтобы цветы постоянно были высажены. Дайте хотя бы по тысяче рублей. Вы думаете, кто-то переводит? Постоянно, нет на карте, нет с собой карты, нет денег и прочее. Вот она «благодарность». И Марина Тимофеевна, когда учила меня преподавать, почему я сказал о «романтизируй мой образ», это очень важно, она мне все время повторяла, Коленька, запомни, предадут, предадут, не верь ученикам, предадут. Но тогда я не верил ее словам. Она прожила 37-й год, не дай бог никому. Она была женой врага народа. Ее супруга расстреляли. Все знают дом Берии на Садовом кольце. Представьте, до того, как туда въехал Берия, в этом доме жила Марина Семенова со своим супругом Львом Караханом. – Огромный особняк, голубой за огромным забором. Там сейчас посольство какое-то, кажется? – Да. Вы понимаете, на долю этой женщины выпало такое количество трагедий, такое количество ада. Она петербурженка, и она находилась в эвакуации в Тбилиси, а ее семья была в Ленинграде в блокаде. В блокаде умерла ее мама и т.д. Представляете, что человек прошел, какую жизнь... – Из-за этого, из-за того, что она была женой расстрелянного врага народа, ее одно время не выпускали из страны, она была невыездной. – Конечно. Это очень сильно ударило по ее жизни. Но слава богу, она не была репрессирована. Есть документ, у меня даже есть копия этого документа – требования, чтобы Марину Тимофеевну и певицу Максакову Марию Петровну, которая тоже была женой врага народа, чтобы их отослали в Новосибирск, усиливать Новосибирский театр тогда, когда он даже не был построен. И Молотов сверху карандашом написал: нельзя пускать все по течению. И Максакова и Семенова остались в Москве. Спасибо ему большое. – И при этом и Максакова и Семенова считались – или это легенды, молва?.. – Вранье. Даже не задавайте этот вопрос. Это все вранье. Слава богу, все, кто общался с Иосифом Виссарионовичем, все известно, все запротоколировано. – А Сталин в свое время даже не защитил их, как-то не принял никакого участия в их судьбе. – Я не верю в это, потому что если бы Иосиф Виссарионович чего-то в этой стране не хотел, это бы не произошло. И конечно, и Мария Петровна, и Марина Тимофеевна не остались бы в Москве, если бы не было его, как сказать, одобрительного молчания. Другое дело, что они ему, конечно, не могли простить то, что сделали с их жизнью, с их мужьями, и я их понимаю абсолютно. То, что вообще рассказывала Марина Тимофеевна о том периоде, поверьте, это очень страшно. – Почему Семенова не давала интервью никогда? Вы же ее уговаривали. – Знаете, это гениальная ее фраза, она мне очень нравится. 95 ей должно было исполниться, и меня уговорила замечательная дама, с которой я был знаком по Нью-Йорку. Она была корреспондентом New York Times, дать интервью для этого издания. В общем, я долго уговаривал Марину Тимофеевну. Говорю: Ну, Марина Тимофеевна, понимаете, 95 лет, вы видели Николая II и всех остальных, вы можете там рассказать. Она долго отказывалась и вдруг она так села... Мы в буфете сидим Большого театра. Она говорит, Колька, ну зачем мне это надо? Я говорю, о вас вспомнят. Знаете, была пауза, и Марина Тимофеевна, опустив глаза, скромно так спросила, как фамилия дамы. Я говорю – так-то и так-то. Она говорит, обо мне писал Стефан Цвейг и Алексей Толстой, нужно мне это? И когда я сам повзрослел, когда со мной начинают заговаривать о, допустим, моде... Мне рукоплескал Юбер де Живанши, Карден, Ив Сен Лоран, Вивьен Вествуд. Я могу спать спокойно, когда мне говорят, что что-то кому-то не нравится. На мои спектакли приходил Дзефирелли и Тонино Гуэрра и говорили мне такие восторги о моих прежде всего актерских способностях, что когда какая-то Дуська Пупкина в какой-то газете желтой начинала писать о моей какой-то плохо сделанной роли, мне становилось смешно, и все никак не могли понять, какой нахальный мальчик, чего он не реагирует. Уровень разговора другой
- «Вы наверняка читали или смотрели фильм «Унесённые ветром», я его тоже люблю и прочитал очень рано, но я никак не мог понять, что это такое — унесённые ветром. Пока я не оказался в Тбилиси... Я пришёл во двор, где жили наши друзья, а это двор - колодец, четырехэтажное здание, где я знал всех жильцов. И вот я стою в этом дворе и вижу, что там нет ни одной семьи, среди которой я вырос. Стены те же, но другие занавески, другие фамилии на дверях... И я понял, что такое «унесённые ветром» — когда твой мир больше не существует, его унесло. Это очень сложно, и я никому не желаю с этим столкнуться». Николай Цискаридзе.
- вчера 21:00Я к вам пишуПоказать ещё
Спасибо вам, мои корреспонденты -
Все те, кому ответить я не смог:
Рабочие, узбеки и студенты -
Все, кто писал мне письма, дай вам бог!
Дай бог вам жизни две,
И друга - одного,
И света в голове,
И доброго всего.
Найдя стократно вытертые ленты,
Вы хрип мой разбирали по слогам,
Так дай же бог, мои корреспонденты,
И сил в руках, да и удачи вам.
Вот пишут - голос мой не одинаков:
То хриплый, то надрывный, то глухой.
И просит население бараков:
"Володя, ты не пой за упокой!"
Но, что поделать, я и впрямь не звонок,
Звенят другие - я хриплю слова.
Обилие некачественных пленок
Вредит мне даже больше, чем молва.
Вот спрашивают: "Попадал ли в плен ты?"
Нет, не бывал - не воевал ни д - вчера 18:40Промчался день... И завтра будет то же:
Восход, закат, и небо, и трава...
Ты знаешь, мир невероятно сложен,
И вместе с тем он прост, как дважды-два.
«Мы строим мир!» - Воскликнешь ты с азартом,
Но даст природа главное понять:
Что всё равно (без нас ли, с нами?) завтра
Начнётся день. И снова. И опять.
Восход, закат... Как просто мир устроен!
В нём день за днём идёт, за часом - час.
Нет, то не мы его усердно строим, -
То он легко и просто строит нас.
Юлия Вихарева
#поэзия21века #юлиявихарева #вечер #варвара - вчера 16:45КАК В СТАРИННОЙ РУССКОЙ СКАЗКЕ — ДАЙ БОГ ПАМЯТИ! —Показать ещё
Колдуны, что немного добрее,
Говорили: "Спать ложись, Иванушка.
Утро вечера мудренее!"
Как однажды поздней ночью добрый молодец,
Проводив красну девицу к мужу,
Загрустил, но вспомнил: завтра снова день,
Ну, а утром не бывает хуже.
Как отпетые разбойники и недруги,
Колдуны и волшебники злые
Стали зелье варить, и стал весь свет другим,
И утро с вечером переменили.
Ой, как стали засыпать под утро девицы
После буйна веселья и зелья,
Ну, а вечером, куда ты денешься,
Снова зелье — на похмелье.
И выходит, что сказочники древние
Поступали и зло, и негоже.
Ну, а правда вот: тем, кто пьёт зелие,
Утро с вечером — одно и то же.
В.Высоцкий, 1962г
Ф